Работа с учебником

Немного ошибся: восемь с половиной. До другой стены от стола около одиннадцати. Проверяю. Точно. Одиннадцать шагов, след в след. Посмотрел на часы. Прошло только две минуты. Господи, как же тянется время. Ладно, посчитаю, сколько же мы вчера выпили. Пили примерно поровну плюс - минус полстакана. А было нас около шести человек. Я "ломаюсь" обычно к концу второй бутылки. Значит, выпили мы около двенадцати бутылок. Сколько осталось времени? Еще целых тридцать пять минут. Ночевал я дома. Это скорее предположение, чем бесспорный факт. Иначе, с какой стати Маняша с утра звонила бы на работу и зло интересовалась, где я пропадал всю ночь. Тогда где же я был? Мои раздумья были прерваны вопросом:
- Юрий Иванович, на вопросы в любой последовательности можно отвечать?

Это Кочегаров с первой парты. Я не сразу понял, что он от меня хочет. Какие вопросы? Какая последовательность? Совсем забыл. Это он про вопросы к параграфу

- Ты можешь в любой последовательности.

Прошло еще две минуты. "Господи, куда же она запропастилась. Я же просил по -быстрее. «Одна нога там, другая здесь". От боли голову просто корчило и разрывало на части. В дверь постучали. "Она"! - обрадовался я. Но, каково же были мое разочарование и досада. В дверях торчала голова завуча, Лидии Сергеевны.
- Юрий Иванович, можно вас на минуточку, - позвала меня голова завуча.
- Слушаю вас, Лидия Сергеевна, - ответил, стараясь близко не подходить и не дышать в ее сторону. Но не получилось: слишком глубоко выдохнул от волнения.
- Ну и запашок от вас, Юрий Иванович, - Лидия Сергеевна брезгливо отмахнулась рукой. - Опять в мастерских гудели. Мой - то с вами был? - как бы невзначай спросила она.
Я на секунду задумался, что сказать. И решил ответить нейтрально:
- Не знаю Лидия Сергеевна. Может, был, а может, нет. Не могу ответить. Я даже сомневаюсь, а был ли там я. Вот, как раз ломаю голову над этой задачей. Был или не был? Вот в чем вопрос.
- Хватит паясничать. Допрыгаетесь, – прошипела она.

Но я не очень-то не испугался, потому что точно знал, что ее муж пил с нами. А главное, она сама все прекрасно знает, просто хочет проверить на прочность нашу мужскую дружбу.

- Ладно, в конце концов, это не мое дело, - уже более миролюбиво ответила Лидия Сергеевна. - И без вас голова пухнет от своих проблем. Я, что пришла. После шестого урока планерка. Явка строго обязательна.
– Есть, - попытался как можно бодрее отрапортовать я.

Голова завуча исчезла. Разговор с ней занял всего семь минут. Когда же она, наконец, придет? Я же просил, чтобы одна здесь, а другая…
- Юрий Иванович.

Опять этот Кочегаров. Засранец какой! Надоел уже со своими вопросами. Ладно бы, отличником был. Эти «ботаники» всегда все вопросы задают.
- Да, Кочегаров, я тебя внимательно слушаю.
- А, кто все сделал, что делать дальше? - действительно засранец. Уж этого от него точно не ожидал.

Я мучительно задумался. Интересно, как бы поступил на моем месте великий русский педагог Ушинский, если бы пришел на урок с такого «бодуна»? Наверное, сначала бы опохмелился. Царская самодержавная власть просто бы не допустила его не похмеленным на урок. Я живо представил себе картинку. Идет в школу грустный и понурый великий русский педагог Ушинский. А на входе его встречает швейцар, в руках поднос, а на подносе стаканчик запотевшей водочки, рядышком, порезанный кружочком малосольный огурчик и говорит: «Выпейте Ваше превосходительство водочки, а то, что-то вид у вас смурной».

- Юрий Иваныч? Что дальше-то делать?

Я – не Ушинский, и в школе развитого социализма нет швейцаров.

- Читай следующий параграф и отвечай на вопросы.

- У-у, - разочарованно протянул Кочегаров. - Я думал...

- А ты не думай. Читай и отвечай.

В дверь постучали. Теперь-то уж, точно она.
В дверях появилась очередная голова, но совсем не та, которую я ждал.
- Юрий Иванович, можно вас на минуточку, - позвала меня голова Петровича, мужа Лидии Сергеевны. Остатки волос, образующие на голове венчик, были взъерошены, сам сильно взволнован.
- Моя была у тебя?
- Была.
- Про меня спрашивала?
- Спрашивала.
- А ты, что ответил?
- Сказал, что не помню.
- У - у, ё. Что ты наделал. Она меня сегодня закопает
- Что наделал? Как было, так и сказал.

- - Ты, что? Я же наврал ей, что у тебя заночевал.
- Да, я ведь живу на другом конце города.
– Вот, вот. Это и хорошо, что ты живешь на другом конце города. Ты себя плохо почувствовал. Я помог тебе добраться домой. Пока доехали, то да се. Время уже позднее. Телефон у тебя не работал, сообщить, что задерживаюсь не мог, поэтому и остался у тебя.
– И чего ты нервничаешь? Я же не сказал ей, где ты был. Я сказал, что не помню. А был-то ты, где на самом деле?

- -Ты, что, действительно, не помнишь?

- Не помню.

- Мы с тобой из школы к Татьяне пошли.
- К какой Татьяне?
- Неужели ничего не помнишь? Ты даешь! К Степановой Татьяне пошли.
- Зачем?
- Да, как зачем? У нее всегда выпить есть. Тем более, что ты все кричал: "У меня недопитие, у меня недопитие. – Петрович с шепота сорвался на крик.
- Да, тише ты. Урок идет. А что дальше-то было?
- А дальше плохо было,- Петрович с сочувствием посмотрел на меня.- Мы с тобой пришли, правда, ноги ты уже слегка приволакивал, а у Татьяны гости. Она хоть и не очень обрадовалась нашему приходу, но приняла нас нормально, за стол усадила. Даже по рюмашке выпить успели. Ты слова хорошие сказал: про любовь и дружбу, со стихами, все, как полагается. Одна из подруг Татьяны рюмку только пригубила. Вдруг, ты, ни с того ни с сего, на нее кричать начал: "Я с уклонистами от генеральной линии партии за одним столом сидеть не буду. Настоящий коммунист пьет всегда до дна. Покажите мне здесь настоящих коммунистов". Схватил ее рюмку и в себя опрокинул. И вновь кричать: «Коммунисты, вперед! Налить еще настоящим коммунистам». Потом частушки распевал.

- - Опять? Приличные?

- - Если бы.

Я схватился за голову. Какой позор! Татьяна была заместителем Михал Абрамыча, за идеологию отвечала. Во, попал! Сколько раз давал себе зарок. Выпил стакан, все, о партии ни слова.
- И чем все это закончилось?
- Тебя выгнали, а меня оставили.
- А ночевал - то ты где?
– Где, где! - завелся от моей непонятливости Виктор Михайлович. - В Караганде. У Татьяны остался. Всю ночь за тебя просил, ходатайствовал, так сказать.
- А больше ты ничего не просил? - попытался я съехидничать.
- Остальное я получил на блюдечке с голубой каемочкой. Баба - класс! Даже не предполагал, что в вашей партии такие бабы могут быть, - Петрович самодовольно ухмыльнулся. Я всегда удивлялся Петровичу: внешне ничего особенного, жена под боком, и «пасет» постоянно, а женщины на него, как рыбы на нерест, косяком шли.

- В общем, так, - продолжил он. - На перемене беги к Лидке и скажи, что запамятовал, а теперь вот вспомнил - муж ваш у меня ночевал. Сделаешь?
- Сделать-то сделаю. Только я не уверен, что я сам дома ночевал.
А где ж ты был?
Не помню.
- Помнишь, не помнишь, а жене моей скажи, как я просил. Кстати, ты полечился?
- Да нет еще.
- А я принял. Пол - чекушки оставалось. Ладно, я пошел, а то мои оглоеды класс разнесут

Я опять наедине с самим собой, а до конца урока еще двадцать минут. Головная боль и напоминания о вчерашнем позоре доканывали меня. И все – таки, есть высшая справедливость! Я услышал голос той, которую так ждал.
- Юрий Иванович, можно вас на минуточку.

Я знал, куда и зачем иду, поэтому, обращаясь к классу, строго произнес: " Я к директору, всем работать с учебником".
За дверью ждала меня, она, тетя Маруся, моя любимая нянечка. Пушкину Арина Родионовна сказки сказывала, а моя тетя Маруся похмеляла меня.
- Очередь была, поэтому так долго, - начала было оправдываться она за задержку.

- Ладно, тетя Марусь, самое главное, что пришла. Где?

- Я тебе в подсобке все приготовила. Иди. Я пока за классом пригляжу. Что у тебя там? Работа с учебником? - Тетя Маруся около двадцати лет проработала в школе нянечкой. И наизусть знала все наши методические приемы в таком непотребном состоянии.
В подсобке на опрокинутом ведре, накрытым газетой стояла бутылка портвейна, на тарелке - порезанная колбаса и квашеная капуста. "Заботливая", - трогательно подумал о тете Марусе. Выпив залпом, стакан и закусив щепоткой капусты, тут же закурил. Тиски, державшие голову, слегка разжались. Я почувствовал себя гораздо лучше. "Остальное, после уроков допью, - решил я. - Сейчас больше нельзя, иначе повести может».
- Ну, что Юр, полегчало? - шепотом спросила тетя Маруся, высвобождая мне место за учительским столом.
- Спасибо, теть Марусь, - так же шепотом ответил я. - Как бы я без тебя жил?
- Ох, Юра, Юра, - проворчала она уже в дверях.

В ее словах ко мне было больше жалости, чем осуждения. Не раз она говорила мне: «Как же Юра можно такую светлую голову пропивать. Мужик нормальный вроде, учитель хороший, дети тебя любят»… «…И не дети тоже», - добавлял я. «Бабы тоже тебя любят, - соглашалась она. – Так, что тебе не хватает. Только жить начинаешь».

Действительно, чего мне не хватает? Если разложить по полочкам, вроде все в наличии имеется. Начинаешь с этих полочек все одно место складывать, смотришь, ничего нет, пустота. Я отогнал никчемные мысли, так как ощутил прилив пьяной энергии. Посмотрел на часы. До конца урока оставалось еще пять минут. Захотелось сделать что - нибудь полезное для себя и для общества. Решил посчитать пустые бутылки, поэтому направился к задней стене класса, где стояли книжные полки. Открыл верхнюю полку: Маркс, Ленин и пыль. Присел на корточки, чтобы удобнее было проверить содержимое нижней полки. Насчитал пятнадцать бутылок. - «Надо будет сегодня вынести", - подумал я. Мысль мне понравилась своей общественной значимостью. Я стал подниматься и стукнулся головой о верхнюю приоткрытую дверцу шкафа. От неожиданности и боли непроизвольно вскрикнул: "Бля"! Я стоял спиной к классу, но по установившейся тишине понял, что ученики повернули головы в мою сторону и смотрят на меня в полнейшем молчании. Видно столько боли и недоумения было в моем вскрике, что они даже не знают, как реагировать. Я тоже не знал, Посмотрел на часы. До конца урока осталась примерно минута. Она показалась мне вечностью. Наконец, раздался звонок. Оставаясь возле шкафов, так и не решаясь, выйти к классу, только и произнес: «Сдавайте тетради. Урок закончен».

 

3.138.114.38