Про любовь

29 октября 2009, 23:46

А как первая любовь - она сердце жжет…

Гамов сделал Галине предложение, от которого она могла бы отказаться, но не отказалась.

- Я хочу, чтобы ты стала первой женщиной моего сына, его первой любовью.

- А не проще…

- Нет, не проще. Я хочу, чтобы первый сексуальный опыт он приобрел не за деньги, а по любви.

- Но ты понимаешь, что…

- Я все понимаю. Если бы не понимал, то не предлагал бы.

- Но как ты себе все представляешь. Я же не…

- Именно, потому, что ты «не», я тебе и предлагаю. Если бы можно было обойтись проституткой, я бы к тебе не обратился. Я хочу, чтобы первый раз все было по любви.

- И что он до сих пор… Ты уверен? А, может, у него это уже было? Без любви?

- Не было. Уверен.

- А как мы определим, что это любовь?

- Ты с ним не в первую же встречу ляжешь в постель. Любовь – это что-то вроде романтики. Пусть будут какие-нибудь три-четыре вечера без секса. Просто поговорить. У тебя получится. Ты это умеешь.

- Спасибо, за такой изысканный комплимент. Но, как ты узнаешь, что это случилось по любви? Надеюсь, что от меня ты не будешь требовать любви к твоему сыну.

- Не буду, хотя было бы неплохо проявить хоть какие-то чувства. Но в любом случае мальчик должен потерять невинность по любви, то есть не сразу лезть с тобой в койку. Это принципиальный момент.

- Неужели это так важно, как потерять невинность?

- Для меня уже не важно, а важно для сына. Секс всего лишь завершающий аккорд любовного чувства. Если это не так, то для физиологического удовлетворения достаточно и дырки в заборе.

- Ты так говоришь, словно так и было у тебя – «дырка в заборе».

- Ты угадала. Что-то похожее со мной и произошло. Я был чувственно-любопытный мальчик. Мы жили в коммуналке. Лет в семь я подглядывал из кухни (там было окно в ванную) за тем, как моется соседка. Один раз меня засекла мать за этим занятием. Наверное, это выглядело комично. Мальчишка в коротких штанишках, стоит на цыпочках, подтягиваясь за выступ окна. Мама сняла меня с табуретки и отвела в комнату, не сказав ни слова. Мне было очень стыдно. Больше я никогда не подсматривал за женщинами. Я даже не скажу, что меня это возбуждало, но любопытно было очень. Года через два я наткнулся на Золя. Дома у нас было полное собрание сочинение. Восемнадцать томов грязно-коричневого цвета. Его романы меня ужасно возбуждали. Теперь я уже могу сказать, что точно также я возбуждаюсь от женщины.

- Это нормально. Через это все или почти все проходят. Это и есть твоя «дырка в заборе»?

- Нет. Не перебивай. Как-то в десятом классе я болел. Мы по-прежнему жили в коммунальной квартире. Лежу, читаю. По-моему, как раз Золя. Не уверен, что именно его, но в принципе и неважно. Зашла соседка. Та самая, за которой я подглядывал в ванной. Ей, наверное, было лет тридцать пять-сорок. Я не помню. В том моем юном и нежном возрасте все женщины после тридцати казались старухами. Я не знаю, была ли она замужем или нет, но жила одна. Как я теперь понимаю, она была скорее страшненькой, но изрядно пухленькой, почти толстой. Правда, я бы отметил, что вполне в рамках приличий. Неприличным я считал все, что чрезмерно. И чрезмерно толстые, и чрезмерно худые.

- Я вполне соответствую твоему вкусу.

Галина то ли одернула, то ли пригладила юбку.

- Вполне, - согласился Гамов. - Она зашла по какому-то незначащему поводу,- продолжил он. - То ли соли спросить, то ли хлеба. Такие просьбы между соседями были в порядке вещей. Я, несмотря на юный возраст сразу понял, что это повод. Не знал, как это случится, но то, что случится, не сомневался.

Я лежал в постели читал книгу. Не исключено, что это был все тот же Золя. Я ответил про соль или хлеб. «Как ты себя чувствуешь, - спросила она. – Нет ли температуры? Она нагнулась ко мне и прижалась губами ко лбу. Так всегда делала мама, когда проверяла температуру. Я непроизвольно обнял ее за спину. Она тут же улеглась ко мне в постель. Дальше я не помню, как было. По-моему, толком у меня не получилось. Помню только жуткий стыд и желание, чтобы соседка побыстрее убралась. В дальнейшем я старался избегать соседку, более того, я ее почти ненавидел. Мне стало казаться, что секс это что-то безобразное. Мне уже не хотелось женщины, как не хочется грибов или молока после пищевого отравления. Слава Богу, вскоре мы получили отдельную квартиру и переехали.

Я думал, что стал импотентом. Следующая моя женщина эта была жена. Мы и поженились, наверное, только потому, что она пробудила во мне желание. А я в ней, судя по всему нет, через три года мы расстались. Она даже не противилась, чтобы я оставил себе сына. Так ей хотелось от меня сбежать…

- А потом? – спросила Галина.

- Что потом? – не понял Гамов.

- Потом у тебя женщины были?

- Несколько одноразовых встреч. Не хочу вспоминать.

- И все за столько лет?

В ее голосе слышалось неподдельное удивление.

- Да, за столько лет. Но год назад встретил тебя.

- Никогда бы не подумала, что у тебя такой небольшой опыт. Ты просто великолепен в постели.

- Правда? Льстишь мужскому самолюбию?

- Нет, честно-пречестно.

- Это все благодаря тебе. Теперь ты понимаешь, почему я тебя попросил. Если я полюбил тебя, то и сын в тебя обязательно влюбится.

- А, если влюблюсь в твоего сына?

- Это будет замечательно. Мы же одна семья – мне ты жена, ему мачеха.

 

Через неделю Гамов уехал в командировку. На прощание сказал Галине: «Не забудь о моей просьбе».

 

Галина повернулась к сыну Гамова.

- Какой же ты у меня замечательный? Если бы не ты, я давно сбежала бы от твоего отца. И теперь у нас впереди не только неделя, но и много-много дней. Я тебя обожаю. Ты такой у меня милый.

Сын Гамова лениво подставил лицо для поцелуев, а про себя подумал: «Со шлюхами все-таки лучше. Без этих муси-пуси, а сразу хороший и качественный секс.

 

А вторая любовь - она к первой льнет

- Тепло тут у тебя. Не по погоде оделась.

- Сейчас согреешься.

- Будем надеяться.

- Какой-то пионерский у нас поцелуй получился.

- А ты, как хотел? Двадцать лет не виделись. И я вдруг ни с того ни с сего в твои объятья брошусь?

- Двадцать лет назад бросалась. И проблем, по-моему, не возникало.

- Ты сравнил. За это время столько всего могло измениться. Может быть, я бросалась в объятья другого человека. Откуда я знаю, какой ты сегодня?

- Я не изменился. Только, если постарел.

- На комплимент напрашиваешься? Если и постарел, то выглядишь все равно хорошо.

- Ждешь, чтобы теперь я комплимент сказал? Не дождешься. Я скажу суровую и горькую правда – ты не изменилась. Все такая же обаятельная и очаровательная. Я бы тебя и сегодня в любой толпе узнал.

- Ладно уж. У меня уже седые волосы есть. Только ты их никогда не увидишь. Крашусь хорошо. Да и, вообще стараюсь следить за собой. Мне важно всегда быть в форме.

- Ты только похудела. Каждое ребрышко чувствуется. Их даже пересчитать можно. Один, два, три…

- Хватит издеваться над женщиной. Никакая я и не худая. Все соответствует стандартам. Это уж я точно знаю.

- Не скучаешь там. Березки по ночам не снятся?

- Сплю хорошо. Я же каждый год сюда приезжаю. Иногда и два раза. Не скучаю.

- А что же ты только через двадцать лет решила со мной увидеться? А не через год, не через два.

- А зачем. Я знала, что ты женился. У тебя родилась дочь. К чему встречи с тобой? Это просто было бы бессмысленно. Просто бессмысленно. А не в моих правилах совершать бессмысленные поступки. Правда, что после нашего расставания ты уже женился через три месяца?

- Правда.

- Недолго же ты пребывал в одиночестве. Быстро утешился.

- А ты хотела бы, чтобы я мучился, страдал. Я, конечно, понимаю, что такие вещи льстят женскому самолюбию. Мужчина убивается по любимой женщине. Кстати, я до сих пор не понимаю, почему ты не захотела выйти за меня замуж. Помыслы мои были чисты, а поступки искренни.

- Почему?... Я помню, что ты постоянно повторял, что я твоя первая любовь. Если честно я тебе не поверила. Мужику тридцать лет, был уже женат. И вдруг первая любовь. Я тогда подумала так – я не первая, кому он говорит про первую любовь. У него это такой способ соблазнения женщина. Хотя я тоже не девочкой была, но слушать такие слова было чертовски приятно. Но веры в эти слова не было. Вот поэтому я и не решилась выйти за тебя замуж, а, может быть, и не только поэтому. Я не видела в тебе преданности. Может быть, еще какие-нибудь причины были. Не знаю, не помню. А ты теперь можешь сказать правду. Столько лет уже прошло. Я не обижусь. Вопрос у меня очень простой. Действительно я была твоей первой любовью? У тебя до меня были другие женщины, жена.

- Жить с женщиной, быть ее мужем совсем не значит, любить ее. Долго объяснять. В тебя я влюбился. Так полюбил в первый раз. Опять долго объяснять. Искать критерии любви – нелюбви. Полюбил и все. Нет, все-таки был один критерий – мне от тебя ничего было не надо. Я был счастлив только от того, что ты есть. «Печаль моя светла». Конечно, это не совсем бескорыстие. Хотелось нежности, ласки поцелуев… Ты по-прежнему замечательно целуешься. Что-то завораживающее есть в твоих поцелуях. Все, понял. Меня мучал твой запах. Очень знакомый. Я уже его где-то слышал. Никак не мог вспомнить. А сейчас вспомнил. Так ты пахла, когда я тебя целовал двадцать лет назад. И сейчас все повторилось. Слышу тот же запах.

- Подожди, успеешь еще поцеловаться. Дай мне сказать.

- Скажешь еще. Как же ты сказочно целуешься. Даже сказочнее, чем тогда.

- Ну, дай сказать же.

- Сейчас… Говори.

- Я вот хочу спросить, а ты жену свою любишь?

- Конечно. Любил и люблю. Но это другое чувство. Мудрое и даже где-то взвешенное, но все равно любовь.

- Если ты любишь жену, что тогда ко мне жмешься? И я люблю мужа. Причем сильно люблю. Он человек – праздник. Он для меня готов на все. Мои желания для него закон.

- Я даже не сомневаюсь в этом. И к тому же иностранец. В свое время для наших женщин иностранец был как знак качества мужчины… Боже, как же ты целуешься!... Сейчас отдышусь. У меня есть объяснение тому, что происходит сейчас между нами. Мы – два счастливых человека. У каждого из нас свой мир счастья. Эти миры не пересекаются и не должны пересекаться. Слишком они далеки друг от друга. Но сегодня мы выпрыгнули из наших миров, приблизились друг к другу, чтобы на мгновение создать новый, только нам двоим принадлежащий мир. Это будет наша с тобой вторая любовь. Ты уедешь – наш мир исчезнет, а вторая любовь останется… Должна остаться. Любовь проходит, но не исчезает.

- А почему вторая?

- Как почему? После первой всегда приходит вторая. Это же арифметика.

- Подожди, подожди… Ты говорил, что жену… Я сама… Сейчас… Сама… Ты мне только скажи, а ты можешь мне еще раз предложить выйти за тебя замуж? Скажи, можешь?

- Я…

 

- Стоп, стоп.

Режиссер выпрыгнул из кресла.

- Вы, что творите? Да вы же сейчас перетрахаетесь. Вы же в машине сидите, а не на сексодроме пять на пять лежите. Да и по возрасту не мальчик с девочкой. Она тебе первой позвонила. Значит, ей нужна встреча, а не тебе. Хоть вы двадцать лет не виделись, но в тебе, как заноза, сидит обида. Она тебе предпочла другого. В твоих словах не должно быть теплоты и нежности. Ироничнее и циничнее должно звучать. И не целуйтесь так, так целуются только влюбленные.

Режиссер прервался и о чем-то задумался.

- Значит, так. Эту сцену мы укоротим. Слишком затянута. Про вторую любовь явно лишние слова. Они выбиваются из контекста пьесы.

 

А как третья любовь – ключ дрожит в замке

 

Валентин и Людмила лежали в постели на двухспальной кровати с аскетично-белым бельем и с высокой спинкой. Такая кровать предназначена не для бесстыдных сексуальных утех, а для исполнения супружеских обязанностей по заранее утвержденному графику.

Он курил, а она безмятежно потягивалась.

- Все было нормально? Ты не разочарован?

Людмила повернулась на бок и положила голову на плечо Валентину.

- Да, все хорошо, почти экстремально. Но мне надо кое-что тебе сказать.

- Я слушаю тебя. Я вся внимание.

- Я ухожу.

- Иди. У тебя дела какие? А почему заранее не предупредил?

- Ты не поняла. Я совсем ухожу.

- Как уходишь? Ты только вчера мне говорил, что не можешь без меня жить, что, наоборот, уходишь от жены. Так ведь говорил?

- Говорил.

- И что изменилось за сутки? Может быть, ты жене ничего не сказал. Испугался ее, побоялся расстроить, а мне теперь лапшу вешаешь. Объясни, что, в конце концов, произошло?

- Да, все я ей говорил. Сказал все так, как с тобой договаривались. Она знает, что я к тебе собрался уходить. У меня даже был чемодан собран. Положил самое необходимое на первое время.

- Она, что тебе истерику устроила. Или плохо стало? Сознание потеряла? Что же все-таки изменилось?

- Все нормально с ней было. Она вела себя очень достойно. Ты же знаешь, я тебе рассказывал про ее характер. Сказала, что это мой выбор. Конечно, ей больно от того, что случилось, но насильно удерживать не собирается. Вот так. Дело не в ней, а во мне.

Валентин обнял Людмилу и стал нежно теребить мочку ее уха. Потом ткнулся лицом ей в грудь.

- Дело во мне, - повторил он. - Я ощущаю, что поступаю по-свински по отношению к жене. Нет, не так. Я ощущаю себя предателем. Это, как родине изменить. Как никак, двадцать пять лет вместе прожили. Столько лет из жизни не выкинешь.

- Вот только про родину не надо. Этот дешевый пафос прибереги для другого случая. Ты же говорил, что дети выросли, и вас с женой теперь больше ничего не связывает. Ты говорил, что устал с ней жить, что твои чувства притупились. Ты говорил, что я стала для тебя как глоток свежего воздуха, что я подарила тебе любовь. Третью любовь в жизни. Я не ошиблась? Именно третью?

- Не ошиблась, - неохотно согласился Валентин. – Я и сам думал, что все именно так и обстоит. Я действительно люблю тебя. Ты моя в жизни третья любовь. Нет, не так. Все я говорю не то. Я думал, что любил тебя, люблю тебя. Фу, черт запутался в этих временах – любил – люблю.

- Что ты заладил: «Так не так», «любил – люблю». Не виляй. Ты мужик или нет. Отвечай: «Остаешься ты с женой или нет?

- Остаюсь.

- Какой же ты, все-таки дрянь, но любимая дрянь.

Людмила поцеловала Валентина в губы.

- Нормально получилось? – спросил он Людмилу.

- Можешь еще передать своей крале, что таких жен, как я не бросают. Я могу бросить, а меня нет.

- Откуда такая уверенность? Ты же меня не бросила.

- Не бросила, потому что люблю. Любовь, Валюш, это такая штука… Да, что я говорю. Тебе все равно не понять. Ели бы ты что-нибудь знал про любовь, то просто не допустил бы сегодняшнего разговора. Ладно, собирайся. По-любому тебе разговор предстоит неприятный. Может быть, после разговора ее придется откачивать. А про чемодан ты хорошо придумал. Очень точная деталь.

Георгий ЯНС, август – октябрь 2009 года

 

18.188.152.162

Ошибка в тексте? Выдели её и нажми Ctrl+Enter
1 134
Комментировать могут только зарегистрированные пользователи