Восемь эскалаторов к лестнице

*

По миру пойти, пойти ли в люди… Будущее строй — пусть дальше чешет! Ты важнейший артефакт на блюде только для себя, и не утешит мимикрия в запоздалой форме. Погадай на гуще аксиомы.

Мы знакомы? Слушай… Мы ж знакомы! Я тебя узнала — только в корне — извлекая из квадрата куб.

…… Чуть касаясь окантовки губ… терпко-влажным комом в сжатом горле… ветер стонет… Это ветер стонет?…

… Отзвенеть, отпялиться, отмыслить. Отглаголить лишних междометий…

Ветер лижет марки на конверте, точно пес, заложенный до смерти, на торгах всемимикрийной биржи. Тише, милый. Слышишь, стало чище… Лапы, хвост и крылья… Даже крылья.

Мы с тобою были. Просто — были.

Так, уткнувшись в теплое плечо, будущее ждешь… еще… еще…

*

Время крестиком вышивать, а ты все стараешься явки спасти.

Дульсинеева участь — испытывать жажду, как проверку на вшивость.

Или ты — такая красавица да умелица, что опять захотела, с камнем на шее, под мельницу?

Глупости.

Донкихотова участь — слеза крокоди… Дульсинеева, чтобы мельница не просыхала от радости. Он такой же помещик, как все, ты его прости. И уж вовсе твои проблемы, что ты в него верила.

А меленка

мелет себе все, что брошено ей. И ему навар, и ему азарт, и тебе мать учения. На золотую свадьбу отправишь его коров спасти. А пока -

Радуйся.

Переставляй гибискусы.

*

Я буду пить твою валерьянку, пока не сопьюсь. Я выкрашу мир сплетением солнечным в солнечный свет. Не буду блаженной, прости — сейчас слегка оступлюсь — ты руку подашь, меня подстрахуешь, и… киноварь лет подступит движением к горлу, несмелым, дразнящим… смешным…

Мы снова смеемся. В каком-то кафе. Я опять не с тобой. Сижу на коленях чужих — как будто стою на своих. И ситчик-то мог стать смешнее, да ситчик-то вроде бы мой — залитый виной, как плюхнутый в торт индивид.

Но жирные маски полезны худеющим нервам.

Я буду пить твою валерьянку, а ты будешь первым, кто сможет зашторить окно, наблюдая рассвет.

*

Что сказать, если сказано все до тебя в алфавите? Как любить, если были уже — и были, и небыли? Все красиво-красиво, когда на холщовом иврите. В переводе с арабского — ну почему еще не были?

А поземка сметается в стаю, земля зарождается, жизнь идет, и деревня Москва снова станет столицей. Я увижу тебя… сквозь наслоения лиц — и поверю, что всем по делам, и с нее еще станется.

И… Что-то где-то замкнется в подсолнечный каторжный круг — будто семечки расплюешь и забудешь про отчество. Если честно, идти на «ты» — это дикий труд. Благородней идти на «вы». А уж ночью-то… Ах, какие ночи стоят — почти караул в переулках сознания.

… все же дождись одиночества. От пророков одна беда — только их пророчество.

Что еще сказать? В алфавите нет звука «уд».

*

Расскажи мне про вести с полей и про мысли всуе — я не знаю, чего желать, я не знаю счета ни рассказам твоим, ни мечтам своим… ну их. Расскажи мне про вести с земли моего полета -

это ж самое главное: чтобы мне было удобно. Ты меня следишь, ты меня пеленаешь в кокон. Я потрогать тебя хочу, твою ощутить щетину. Ты мой ежик в моем тумане, хотя и лошадь.

Проще б надо, реальнее, что ли, без надрыва зрения и сопутствующих товаров…

Я насквозь пропиталась твоим чумовым фаренгейтом, а по цельсию… все тебе кажется — мало.

Расскажи мне…

*

А что еще мне сделать, чтобы выжить? Чтоб выжать из себя все небылье. Когда-то двух часов хватало вышить — пометить крестиком, что полегло на дно. В геройских схватках небылье не уродилось. Но вот однажды двух часов мне не хватило, схватило горло — и давай твердить свое

превратно.

А что еще ты хочешь, чтобы было? У нас так много было… Пусть уж будет? Пусти смешную лодочку к посуде, уткнется в быт — и сядет в мель на блюде гаданьем под кофейное сукно -

Все-все, что было.

А…

… что еще не будет? Давай я расскажу нам сказку напрочь — как ночи износились, будто картридж, взамен скелетов — старое белье в шкафу маньячит пуще их хозяев, чулки сбиваются с рефренов в стаи, и спорят, спорят, чье же е мое.

А что еще?

Еще бывает, что… Но это не имеет отношения… Нет, все нормально. Все телодвижения по цельсию одобрены и ждут, когда их прикуют одним сомнением к табличке памятной «ты, братец, Брут».

*

Жить надо дальше… времени, данного мне тобой. Только часы посеяла… И не в ладах с головой. Сердце то млеет сладко, то сериально скачет. Плачет девочка Таня… Был ведь любимым мячик.

Мячик потом найдется… Утром. Оно мудренее. Кажется, это счастье — раз от раза больнее.

Жить надо дальше времени, чтобы творить удачу…

Плачет девочка Таня. Плачет — а был ли мячик?

*

Следующий шаг. Что ты сделаешь? Пожелаешь всем счастья? Свечку подержишь за упокой души своей? Вы не единое целое — просто части. И по частям тебе намного больней.

Частности все это, ерунда, глупый лепет, бабьи притворки и выдумки, заполошность. Ты никогда не станешь Мисс Осторожность. Он никогда не полюбит любовный скрежет,

как и любой другой — ведь тебе не мило? Мало ли миль нарезалось — а толку, пане? Ты никогда не будешь любить нелюбимых — и от твоей любви он твоим не станет.

Следующий вдох. Дыши. И не смей замерзнуть! Он не обманывал и не творил надежды. Он не срывал с тебя в страсти твои одежды, крестик ладонь не носила — в очередь к грезам.

Следующий миг — и ты смотришь уже с истеринкой. Как же несладко привыкнуть только лишь к мысли… Он — нетвоянетвоянетвоя Америка!!! Даже если в душе — его мишка гризли.

… Следующий.

13.58.77.98