Я не был ни убит, ни ранен

07 мая 2005, 17:39


— хотя дошел до стен Рейхстага. Но жмущая сердечная боль не покидает 60 послевоенных лет.
Казалось бы, уже ко всему привык за эти годы, а нет. Щемит и щемит «мотор», даже в эти,
такие радостные победные дни.
Главная причина — уход из жизни друзей-фронтовиков. Очередной московский звонок: «Алло, я слушаю». «Володя, звонит Анатолий Иванович Борисов. Очередная потеря: ушли из жизни подполковник Полтавец, Коля Донченко. Ты-то уж давай-ка не спеши. Как-нибудь дотянем до 8 мая. Не забыл, что в школе нас всех ждут? Помнишь, в августе прошлого года на 80-летии школы мы давали обещание, что на 60 лет Победы все будем в строю?»
Действительно, обещали. Обещал и Полтавец. 60 лет он жил с ранением лица, служил — и на тебе — месяц не дожил до юбилея Победы. Обещал и Донченко…
Теперь на звонки отвечает моя дочь: я не могу — слышу трезвон, и трепещет «мотор». «Папа! Тебя дядя Вася Смирнов из Москвы. Знаешь, опять потеря — ушел из жизни Виктор Иванович Преснов»… Ребята, вы что там, в Москве, — все ринулись «в самоволку»?! В августе прошлого года вместе стояли на трибуне. «Хотя я и с палочкой, но от тебя, Ермолин, не отстану», — сказал мне тогда Виктор. По-свойски пожали друг другу руки, потом за праздничным столом выпили по сто грамм за 80-летие Центральной ордена Красной Звезды школы военного собаководства Министерства обороны (в годы войны это был центр подготовки служебных собак для нужд армии)...
Уже к началу 1941 года школа готовила собак по одиннадцати видам службы: караульной, розыскной, санитарной, противотанковой, диверсионной, разведки, авиационной, ездово-нартовой, минно-розыскной. Во время Великой Отечественной в боевых частях действовали два отдельных полка спецслужб и 166 отдельных батальонов, отрядов и рот военного собаководства. Центральной школой были подготовлены и направлены на фронт 7582 собаки.
Волей случая в 1944 году я стал рядовым солдатом 54-го отдельного отряда собак санитарно-нартовых дружин. Пацан ростом полтора метра, я впервые окунулся в жизнь фронтового отряда. Псковская область, Карельский перешеек, Польша, Берлин — такой боевой путь прошел наш отряд. Вывозили раненых с поля боя, доставляли боеприпасы… Наше участие в боевых действиях заключалось в спасении людей, но при этом гибли и сами спасатели. Вспоминаю Карелию. Еще вечером вместе сидели за столом: я, Коля Евсеев, Витька Рыжов. Коля писал письмо матери в Тамбовскую область. Утром же, у станции Сайрала, погиб. И таких примеров много.
Январь 45-го. Станция Гарволин, команда «привал». Снега нет, солнце, до фронта еще около десятка километров. Кто-то закурил, сидя на земле, кто-то переговаривался, и вдруг крик: «Ранен сержант Астахов! Сквозное пулевое ранение левой ноги». А рядовой Федотов? В конце апреля подорвался на мине и потерял обе ноги… Они и многие другие, как фотографии, стоят перед моими глазами 60 победных лет.
Подразделения нашего отряда были приданы 44-й дивизии. Польша, Одерский плацдарм, Берлинское сражение. Вместе с бойцами шли и друзья-собачки. Всякий раз, когда заходит речь о боевых делах на фронте, я стесняюсь. Стесняюсь, что остался жив, что не был прошит пулей, задет осколком. Был связным: перебежки, перекладные. Помню 19 апреля 1945 года. Командир отряда капитан Мирзаян дает мне указание: «Пацан, быстро в кузов машины! Отправляетесь с замполитом в наше подразделение». Горит город Зеелов. На опушке леса сворачивают работу «Катюши», едем туда. Над кузовом со свистом проносятся пули, и перед нашей машиной выскакивает солдат в плащпалатке, с автоматом: «Это же передовая! Куда вы едете?» — закричал и, ну, матом крыть. И действительно, тут же на наших глазах берут в плен молодого, раненого в руки немца… А через несколько дней из Москвы приехал представитель школы подполковник Акишин. Опять мне: «Пацан, быстро в машину — сопровождать подполковника!» Едем по линии фронта. Находим пункт назначения и вдруг — авианалет. Одинокое здание вокзала, вокруг яблони без листьев, чистое место. Наши восстанавливают линию железной дороги. Пули со свистом проносятся и бьют по рельсам, немецкие летчики делают разворот за разворотом. Куда бежать, где прятаться? Под голыми яблонями. А тут еще налетели бомбардировщики… Трижды «утюжили» этот клочок предберлинской земли фашисты. Когда все стихло, мы вернулись к машине и насчитали 16 пробоин. Смерть в очередной раз обошла меня стороной.
Со своими собачками наш отряд дошел до Берлина. Мы — в немецкой столице, только подумать! Мы живы. Ура! Подходит ко мне рядовой украинец Петр Хориняко и говорит: «Ты должен жить, за что же тебя убивать?» Все так, но сколько таких же, как я, зеленых мальчишек, погибли на полях сражений…
При прорыве блокады Ленинграда в бою погиб мой отец. В 1944 году в родной деревне в Вологодской области — мать. В Пушкине (под Ленинградом) в самом начале войны был ранен при бомбежке брат моего отца — председатель Ораниенбаумского района Ленинградской области, а его жена с дочкой до сих пор, вот уже 64 года, «едут» навестить его в госпиталь (пропали без вести). В Сталинграде потерял кисти рук еще один брат моего отца, водитель и гармонист. В Воронеже похоронен муж сестры отца, в Донбассе — брат моей жены…
60 лет. Как же не трепыхаться нашим сердцам, как не сжиматься им от боли за погибших в войну и за тех, кто не дожил до 60-летия Победы всего месяц? А еще обидно, что нам уже и название придумали — «доживающие». В самом деле: мне, фронтовому пацану, скоро 79 лет. Но я все помню, от начала до конца! И забуду лишь тогда, когда кто-то из моих друзей в разговоре друг с другом скажет: «А ты слышал, что Володька Ермолин умер?»
Владимир Ермолин.
г. Одинцово.
Фото из личного архива.
• Все, кто на этой фотографии (Владимир Михайлович — пятый слева в верхнем ряду), давали обещание дожить до 60-летия Победы. Увы — только за год из жизни ушли шестеро ветеранов…
• На этой фотографии, сделанной в июне 1945 года, Владимиру Ермолину 19 лет.

44.204.34.64

Ошибка в тексте? Выдели её и нажми Ctrl+Enter
78
Комментировать могут только зарегистрированные пользователи