Паранойев ковчег. Заложник

В нойкинском сельсовете вся администрация была в сборе. В кабинете главы Заворуева, рассевшись рядком на стульях, находились всегдашние соратники Непряхин и Семипостол.

Атмосфера была тревожная. Ждали приезда мэра Паранойева Александра Даниловича Меньшикова. Событие само по себе неординарное. Приезд вышестоящего начальника — всегда тревога и мучительная неизвестность: что скажет, как посмотрит. К этой тревоге примешивалось то обстоятельство, что ехал мэр в Нойку не просто так, а в связи с трагическим происшествием: пропал вице-мэр города Василий Иванович Чапаев. И хоть был он начальником маловлиятельным, но очень крупной комплекции, то мэр сразу заподозрил, что интриги плетутся против него, а Чапаев лишь оружие в руках интриганов.

Александр Меньшиков просто купался в интригах. «Власть без интриганов — это не власть, а говно, — любил говаривать он в кругу приближенных. — Всегда ищите, кто под вас копает, и обязательно найдете». Поэтому большую часть своего мэрского времени он посвящал поиску врагов.

Мэр не знал, как конкретно исчезновение Чапаева может быть связано с кознями против него, но в любом случае он должен найти своего заместителя первым, чтобы успеть нейтрализовать действия потенциальных врагов. Поэтому его поездка именно в Нойку не была случайной. Вчера поздно вечером недалеко от села был обнаружен пиджак Чапаева. И хотя в нем не было никаких документов, не вызывало сомнений, что пиджак принадлежит вице-мэру. Василий Иваныч был известный щеголь в районе, и костюмы не покупал, а исключительно шил у местного портного Наума Шнобеля. Шнобель денег с вице-мэра не брал, правда, тот никогда и не предлагал, справедливо полагая, что не у Версаче шьет. Портной, поднятый с постели посреди ночи, опознал находку, как пиджак, принадлежащий Чапаеву. «Как он на нем сидел, как сидел», — сокрушался Наум Шнобель над пиджаком.

Это находка придавало делу о пропаже вице-мэра зловещий оборот. Мэр уже не сомневался, что в этот раз копают под него глубоко. «Ничего, ничего, меня так просто не возьмешь, — говорил он себе, собираясь в поездку. — На хитрую жопу всегда хер с винтом найдется». В этот раз «винтом» были редактор местной газеты «Паранойевская правда» Петр Татищев и директор фирмы ритуальных услуг, непревзойденный «спец» по части организации «проводов в последний путь» Виктор Храпов. Редактор должен был в случае обнаружения вице-мэра сделать с ним тут же интервью, в котором Чапаев разоблачает врагов мэра. Работа для журналиста несложная, но очень ответственная. Вице-мэр плохо говорил, его ответы на вопросы всегда приходилось переводить на русский. А, учитывая, в каком состоянии он мог быть найден, ответы необходимо заготовить заранее.

«Меня били, пытали, морили голодом, но я только отвечал: «Не дождетесь». «От меня требовали отречься от нашего всенародно избранного мэра, но я сказал: «Никогда».

Еще перед поездкой начал готовить «болванки» ответов Татищев. Но вскоре это нудное занятие он отложил, решив, что еще неизвестно, как дело повернется. Может, некролог придется писать.

Храпову была поставлена задача однозначная — привести в божеский вид лицо покойного (наверняка, вице-мэра перед тем как убить, жестоко пытали), прилично одеть и уложить в гроб. Гроб Храпов предусмотрительно взял с собой. Поначалу мэр был против того, чтобы брать гроб. «В случае чего на месте сделаем». Но Храпов сумел переубедить Меньшикова. «В Нойке нет толковых мастеров, чтобы гроб сколотить. А я везу добротный гроб, подогнанный по размеру. Мы ж с Василием Иванычем в одну баню ходили. Я все его параметры знаю. А, если Чапаев, вдруг жив, окажется, то гроб этот в Нойке оставим, оформим, как подарок от района. Так сказать, спонсорская помощь селу», — хихикнул Храпов.

— Надо же было ему свой пиджак у нас потерять, — начал сокрушаться Заворуев. — И так дел невпроворот. Дорогу вот к сельсовету собирались заасфальтировать.

— Тебя мэр самого в асфальт закатает, когда узнает, что денег нет и дороги нет,- угрюмо заметил Непряхин. — Он деньги тебе еще в январе выделил, а сейчас июль.

— Во-первых, он мне деньги лично не давал, а сельсовету. Значит, всем нам, — отпарировал Петр Фомич. — Во-вторых, продолжил он, — мы эти деньги, как материальную помощь, честно поделили на троих. Мы же сами решили, что дорогу построим за счет частных средств. Шмелев, как раз, сегодня должен был мне доложить, как обстоят дела со сбором денег.

— Знаю я твое «честно». Все равно себе больше отрезал, — настаивал Непряхин. — Денег было триста тысяч, а я только семьдесят получил. Где еще мои тридцать?

— Ты, Иван Сергеевич, специально, что ли, дураком прикидываешься? — разгорячился Заворуев. — Мы же по документам дорогу заасфальтировали. Документы тоже денег стоят. А гравием дорогу на самом деле присыпали. Тоже думаешь за просто так?

— Товарищи, хватит ругаться, — попытался прекратить разгоревшуюся перепалку Семипостол. — К нам мэр с минуту на минуту нагрянет, а мы, из-за каких- то копеек пререкаемся.

— Давно ли Кузьмич, тридцать тысяч для тебя копейками стали? — ехидно спросил Непряхин.

Семипостол ответить не успел — в кабинет ворвалась секретарша Алла с криком: «Едет, едет»!

Мужчины опрометью бросились на крыльцо и выстроились в шеренгу. Заворуев посмотрел вверх. Все в порядке: флаги аккуратно свисали с конька крыши. Из машины, остановившейся впритык к крыльцу, вышел мэр и ни с кем, не поцеловавшись, молча вошел в сельсовет. Это был очень дурной знак. Впервые мэр не перецеловался с Заворуевым. Петр Фомич сразу сник и обреченно потрусил за мэром. Следом прошли и остальные, в том числе Храпов и Татищев.

Меньшиков уселся в заворуевское кресло, Татищев и Храпов расположились на стульях у окна, а администрация осталась стоять по стойке «смирно», ожидая разрешения сесть. Мэр сесть не предложил, а сами они не решились, и весь разговор простояли.

— Что просрали Чапаева, — начал разговор с сути вопроса Меньшиков.

— Мы, Александр Данилович, — замямлил Заворуев. — Мы не предполагали…

— Меня не интересует, что вы предполагали. Меня интересует только одно: «Почему Чапаев пропал в Нойке?» Какая сволочь у вас здесь окопалась? Кто под меня здесь копает?

— У нас, Александр Данилович, оппозиции здесь нет, — неожиданно смело возразил Семипостол. — На прошлых выборах все, явившиеся, голосовали только за вас. И, кто не явился тоже за вас.

— Все равно чувствую, что Чапаев здесь оказался не случайно, — аргумент Семипостола смягчил мэра. — В общем, так, даю вам три, нет два дня, — вновь ожесточился Меньшиков. — К этому сроку найдете мне Чапаева живым или мертвым. Если не найдете, вы даже предположить не можете, что с вами сделаю. Ясна задача?

Администрация бодро закивала головами.

Василий Иванович Чапаев третий день пьянствовал со Скоковым на берегу речки. У Скоки здесь был шалаш, в котором он жил с мая и почти до ноября. Скока всегда с нетерпением ждал первого тепла, чтобы уйти на речку. Чапаева Скока нашел на берегу в пол километре от своего шалаша. Василий Иваныч находился в том самом бесчувственном состоянии, так как хорошо знакомом Скоке, поэтому из чувства сострадания он и перетащил тело Чапаева к себе в шалаш.

Чапаев был хороший вице-мэр, правильно понимавший, что по сравнению с мэром он никто и ничто. Даже редкие, но глубокие запои характеризовали его положительно. Разве такой человек может быть врагом мэра! В теплые дни Василий Иваныч любил ходить на работу пешком — хорошая физическая нагрузка, а заодно и на порядок в городе посмотреть. Тем более, что Василий Иваныч курировал в городе чистый воздух, и раз в неделю на планерках отчитывался о динамике чистоты воздуха. Меньшиков любил отчеты своего заместителя — всегда с красочными графиками, столбцами цифр и соответствующей цитатой из классики.

За два дня до описываемых событий, уже на подходе к зданию администрации, Чапаеву нестерпимо захотелось выпить. По всем признакам он понял, что дело идет к запою. Василий Иваныч расстроился, так как хотел подгадать очередной запой к отпуску через две недели. «Попрошусь у шефа в отпуск с завтрашнего дня, — моментально принял он решение, резко развернулся и направился к ближайшему магазину. Взял две бутылки водки, потом поймал машину и поехал на речку, подальше от любопытных глаз. Спустился к Нойке, сел на берегу, предварительно переложив деньги и документы из пиджака в карманы брюк. Водилась за ним такая привычка — пиджак забывать, налил в пластиковый стакан водки, отщипнул корочку черного хлеба и вошел во внеплановый запой.

— Пить, пить, — застонал Чапаев, очнувшись в шалаше. Скока заботливо подал ему бутылку с минералкой. Странный у него сегодня гость. Не здешний и без удочек. Чапаев поднес бутылку к губам, но через мгновение с брезгливостью ее отбросил.

— Водки хочу, — уже более окрепшим голосом сказал он.

— Я тоже хочу, но где ж мне ее взять? — спросил Скока.

— Сходи, купи.

— Деньги давай.

— Сейчас, — Чапаев перевернулся на живот и не без напряжения достал из заднего кармана бумажник. — На, возьми, — он вытащил из бумажника пятитысячную купюру. — На все бери, чтобы десять раз не бегать туда-сюда.

— На все? — не мог поверить такой щедрости Скока.

— На все, на все, — подтвердил Чапаев. — Только хорошей водки возьми. И закусить что-нибудь.

После выпитого первого стакана Чапаев сладко потянулся и произнес: «Жизнь восстанавливается».

— Тебя как зовут? — после паузы спросил он Скокова.

— Скока.

— Что ты мне кличку свою называешь. Я спрашиваю, как тебя зовут.

— Сашка, — после некоторой заминки ответил Скоков, так как не сразу сообразил, о каком имени речь.

— Александр, значит. А меня — Василий Иванович. Ну, наливай, Александр. Выпьем за знакомство.

Ты хоть знаешь Александр, с кем пьешь? — спросил Чапаев, которого начало «развозить на старые дрожжи».

— Какая мне разница? — беспечно ответил Скока. — На рыбака ты не похож. Без удочек и пьяный уже был, когда я тебя нашел. Может, приблудился, а, может, из тюрьмы сбежал. Какая мне разница? — повторил он.

— Как какая разница? — рассердился Чапаев. — Может быть, я — маньяк, убийца, который при попустительстве таких, как ты, разгуливает на свободе. Ты прежде, чем со мной водку хлестать, должен был с меня документы потребовать.

— Зачем, ты на убийцу не похож.

— Это почему же?

— Если ты убийца, то должен был бы меня убить, а ты денег дал на водку. Нет, так убийцы не поступают, — логически отверг Скока это предположение.

— Так я не простой убийца, а маньяк, извращенец. Сначала буду пить с тобой, веселиться, а потом убью.

— Нет, не убьешь. Мы с тобой сейчас напьемся и спать ляжем. Когда тебе меня убивать. Некогда. Давай еще по одной.

— Давай, но сначала потребуй, чтобы я тебе документы предъявил.

— Зачем?

— Так положено. Во всем должен быть порядок. Даже в чистом воздухе, — зачем-то добавил он. — Давай, требуй с меня документы.

— Ну, показывай, если тебе так хочется.

— Что, значит, хочется, — рассердился Чапаев. — Ты должен вот так сделать, — Василий Иваныч попытался встать, но не смог, поэтому продолжил говорить лежа. — Гражданин, предъявите ваши документы. Понял?

— Нет, не понял. Я встать тоже уже не могу.

— Александр, какая же ты бестолочь. Ладно, лежи. Только вот, как лежишь, так и спроси: «Гражданин, предъявите ваши документы». Теперь понял?

— Теперь понял, но давай сначала выпьем.

— Эх, Александр, нет в тебе гражданской ответственности. Зоркой бдительности, как у орла. Наливай.

Они выпили. Пилось так легко, что даже совсем не хотелось закусывать.

— Гражданин, ваши документы, — наконец, произнес Скока, с трудом оторвав голову от земли.

— А встать все-таки не можешь, чтобы было все, как положено? — поинтересовался Чапаев.

— Не могу, — честно признался Скоков.

— И я не могу, — Чапаев тяжело перевернулся на живот и достал из заднего кармана брюк удостоверение. — Читай.

— Чапаев Василий Иванович, — начал читать Скока, — вице-мэр… Что? Ты, вице-мэр?

На мгновение он даже протрезвел, настолько были велики его испуг и удивление. Но только на мгновение. Испуг прошел. Остались только удивление желание выпить.

— Давай, что ли за знакомство? Это надо же, с кем меня угораздило водку пить. Кому расскажу — не поверят.

— А вот рассказывать никому не надо, — строго заметил Василий Иванович. — Я лицо всенародно избранное. Понимаешь?

Скока сделал вид, что понимает, почему нельзя рассказывать о всенародно избранном лице.

— Государственная тайна? — только и спросил он.

— Очень государственная, — ответил Чапаев. — Народ не должен знать, как живется всенародно избранным. Знаешь, почему не должен знать?

— Нет. Откуда же мне знать. Ты же сам сказал, что народ не должен знать.

— Правильно я сказал. А почему я так сказал? Знаешь?

— Что ты все талдычишь: «Знаешь, знаешь»! Я тебе уже сказал, что не знаю. Или рассказывай, или наливай. Твоя очередь.

— Ладно, сначала объясню тебе, что к чему, а потом разолью. Слушай. Может быть, поймешь, как, где и при каких обстоятельствах я был всенародно избран вице-мэром?

— Что ты мне все загадки задаешь? — обиделся Скока. — Если не хочешь разливать, так и скажи. Я разолью. Я не гордый. Хоть и не всенародно избранный.

— Разливай ты, раз не всенародно избранный, — согласился Василий Иванович. — Я пока мыслями соберусь.

— Так вот, вспомнил, о чем я, — прервал молчание Чапаев. — Ты меня слушаешь Александр?

Чапаев плохо запоминал фамилии сотрудников администрации, но никогда не забывал имена своих собутыльников.

— Ты слушаешь меня Александр? — переспросил он.

— Слушаю, слушаю.

— Я вспомнил, что хотел сказать. Надо же вспомнил, — обрадовался Чапаев. — Я был избран на выборах, а выборы у нас по конституции тайные, поэтому моя должность — государственная тайна.

Василий Иванович, сам пораженный своей безупречной логикой, продолжил:

— И не для того нас народ избирал, чтобы знать, как тяжело живется и работается вице-мэру. Пусть наша работа будет для народа тайной.

— Это тебе тяжело живется? Полный карман денег, а вместо тайной работы, со мной водку трескаешь, — в голосе Скоки послышалась усмешка.

— Деньги, Александр, каждому платятся по труду. Вы избрали меня, вы и платите мне. Это вы, избиратели, избрав меня, назначили мне цену. Я горжусь, что народ так ценит мой труд. Значит, не зря я отдаю свое сердце, душу делу служения народу, поэтому и есть у меня в бумажнике немного денег. И зря ты меня упрекаешь Александр, что пью с тобой некоторое время водку. Ты думаешь, что я так просто сижу и пью с тобой водку?

— Положим, ты не сидишь, а лежишь. Я даже удивляюсь, как можно лежа пить. А ты молодец — ни разу не поперхнулся.

— Мастерство Александр приходит с годами. И все же твою иронию отнесу на незнание моей работы. Ты думаешь, что я просто с тобой водку пью? Вижу, вижу по глазам, что так думаешь.

Чапаев с трудом различал силуэт собеседника.

— А я всего лишь служу моему народу, моему избирателю. Я специально приехал в вашу глубинку, чтобы в неформальной обстановке потолковать с народом. Понять, что я еще не сделал такого, чтобы мой народ мог жить еще лучше и веселей. Рассказать моему народу о последних решениях партии и правительства, о мудрости этих решений. Занимаюсь, короче, просветительской деятельностью. Глаголом жгу мой народ.

— Последнее, ты правильно сказал. Выжжено все. Украли все, что можно украсть. Только Василий Иваныч я про партию и правительство не очень понял. О решениях, какой партии ты говоришь?

— Не обижайся Александр, но вопрос ты задаешь дурацкий. Если есть правительство, то обязательно должна быть партия. Какое же правительство без партии? Мы же всегда говорим: «Решения партии и правительства в жизнь». Но и я не обижаюсь на твои дурацкие вопросы. Такая у нас, у просветителей планида — гореть и никаких гвоздей. Наливай.

Так они и беседовали час за часом. Скока за эти дни и часы бесед настолько проникся симпатией к Чапаеву, что даже произнес тост, что для него было совсем непривычно: «За самого лучшего вице-мэра в Паранойеве».

Василий Иванович уточнил: «И в Паранойевском районе».

Татищев вечером пошел прогуляться к реке. Где-то совсем недалеко довольно слаженно пели:

Мой адрес не дом и не улица.

Мой адрес — Советский Союз.

Он пошёл на голоса. Когда Татищев подошел к шалашу, Скока и Чапаев, уже сидя, и прислонившись спинами друг к другу, пели очередную песню, размахивая в такт стаканами в руках. Они только что проснулись, освежились, приняв очередные сто грамм, и чувствовали себя, поэтому замечательно.

— Гуляем, Василий Иванович? — ехидно спросил Татищев.

— Кто такой? — Чапаев долго и внимательно всматривался в Татищева. Наконец, узнал его.

— Петр Алексеевич, ты, что здесь делаешь?

— А ты не догадываешься?

— Нет, — признался Чапаев.

— Тебя мэр ищет. Ты своим исчезновением весь район на уши поставил. Уже не знали, что думать. На всякий случай даже Храпов сюда приехал.

— А что я давно отсутствую?

— Три дня уже.

— Александр, мы, что с тобой здесь уже три дня?

— Давай Вась посчитаем. Мы с тобой в день могли выпить не больше шести бутылок. Сейчас узнаю. Скоков полез в шалаш. В шалаше громко зазвенело. Минут через пять Скока вылез.

— Похоже, что три дня мы с тобой здесь. Шестнадцать бутылок насчитал.

— Что же будет, что же будет? — вдруг по-бабьи запричитал Чапаев. — Данилыч, убьет меня. Я ведь в глубинку поехал, чтобы избирателями встретиться, подержать руку на пульсе, так сказать.

— И ты собираешься эту туфту Меньшикову рассказывать. Ты что! Он только два варианта для тебя предусмотрел. Или убили тебя уже, или в заложниках находишься, у оппозиции. Другие варианты в его концепцию не вписываются. Зря, что ли Храпова в такую даль тащили. Он уже дал команду местной власти тебя с утра завтра искать.

— Вот так всегда, — неожиданно обиделся Василий Иванович. — Как какая грязная работа, так Чапаев. А как искать его, так завтра. Ты зачем приехал? — спросил он Татищева.

— Некролог написать.

— О ком?

— О тебе.

— Но я же живой.

— Это пока. Ты же знаешь, что мэр своих решений никогда не меняет.

Татищев говорил с серьезным видом, но в интонациях слышалась издевка над Чапаевым.

— Ты говорил, он думает, что я в заложниках.

— Пока думает. Сам знаешь, сколько у него врагов. Но может и передумать. У кого мы тебя тогда отбивать будем? Куда посылать группу захвата? Где террористы? Что ты мне в своем интервью после освобождения о них расскажешь? Про этого что ли? — Татищев небрежно показал в сторону Скокова.

— А что? Я вполне сойду за террориста. Лицо у меня недоброе, — обиделся Скоков.

— Оно у тебя не недоброе, а пьяное. И потом, тебе, что охота в тюрьму садиться? — спросил Татищев.

В восемь утра вся местная власть и гости из города сидели уже в кабинете Заворуева. Все были измотаны прошедшей ночью. Заворуев, Непряхин и Семипостол всю ночь гуляли с Храповым.

— Надо только решить, где искать будем Чапаева? — взял на себя руководство Заворуев. — Что органы нам посоветуют? — обратился он к Неваляеву.

Неваляев уже приготовился представить план поисков, но в этот момент в кабинет вошел Скоков, наполняя все помещение перегаром.

— А ты, что сюда в такую рань явился? — строго спросил его Непряхин.

— Тебя забыл спросить. У меня важная информация. Кто здесь из района самый главный? Мне с ним переговорить надо.

— Я — главный. Главный редактор районной газеты, Татищев Петр Алексеевич. Можете мне сообщить информацию.

Скоков изобразил замешательство, можно ли говорить при таком скоплении народа.

— Народу вроде, как много.

— Говорите, говорите, как вас?

— Александр Скоков, местный житель.

— Говорите, господин Скоков. Здесь все наши товарищи. Проверенные.

— Говори, Скока, не тяни.

Это его торопил уже Заворуев.

— Иду я вдоль речки. Утренний моцион совершаю. Каждый день так хожу. И вдруг слышу приглушенные стоны. На зверя непохоже. Иду я на этот жалостный звук, и вижу, человек к дереву привязан. На глазах черная повязка, во рту кляп. Подхожу. Вижу его мужественные глаза, из них скупые слезы стекают по щекам. Он спрашивает: «Товарищ, вы патриот России»? И, не дав, мне ответить, говорит: «Вижу, вижу патриот. Передайте моим товарищам, что я, Чапаев Василий Иванович, вице-мэр Паранойева захвачен в заложники террористами. Спешите товарищ, они в любую минуту могут вернуться. Еще просил передать мэру, что с именем его в сердце своем готов отдать жизнь».

Скоков неплохо выучил текст, и даже смог придать своему лицу неуловимое сходство с патриотом России.

— Тебе это по пьяни, случайно, не привиделось? — осторожно спросил Заворуев.

— Если бы привиделось, то откуда я тогда такие слова знаю: «патриот России»? — обиделся Скоков.

— А как ты мог видеть глаза и слышать, что он тебе сказал? Ты же говорил, что на глазах повязка, а во рту кляп, — недоверчиво спросил Непряхин.

— В отличие от тебя я — не живодер. Повязку снял, кляп вынул. Он же так настрадался.

— Вот, плоды нашей работы, Петр Фомич, — взволнованно произнес Семипостол. — Не зря мы так себя не жалели и не жалеем на работе. Верным курсом мы идем, товарищи. В нашем селе одним патриотом стало больше. Поздравляю, товарищ Скоков.

— Показать, сможете то место, где томится наш товарищ? — спросил Татищев.

Ему эта комедия, которую он сам и сочинил, определенно начинала нравиться. Неплохо все придумал. Не все еще пропито.

— Конечно, товарищ Татищев, — окончательно вошел в роль Скока, — Я для верности ветки обломал, чтобы дорогу запомнить. Идти надо, томится наш товарищ в неволе. Спасать надо.

Чапаев, привязанный к дереву, сидел с вытянутыми ногами и крепко спал. Поэтому не услышал, как подошла группа освобождения.

— Сколько же перенес человек, если вот так крепко спит, — сочувственно заметил Семипостол.- Может, до приезда мэра не будем его будить. Пусть отдохнет.

— Не положено, — заметил Неваляев.

Ему тоже хотелось слегка выслужиться перед мэром. Раскроет преступление, и мэр за отличную службу переведет его в город. Может быть, даже зам. начальника городского отдела сделает.

— Мне нужно провести оперативные мероприятия. Попрошу не затаптывать место преступления.

— Надо будить, — поддержал милиционера Татищев. — Успеет еще выспаться. Надо Василия Ивановича подготовить к приезду мэра. Просыпайся, Василий Иванович, — потряс он за плечо Чапаева.

— Ничего не скажу, — неожиданно закричал Чапаев. — Можете и дальше меня пытать. Да здравствует, наш славный город Паранойев. Город доблестного труда и боевой славы. Я готов смерть принять, но никогда не отрекусь от нашего горячо любимого мэра Александра Даниловича.

— Успокойся, Василий Иванович, здесь все свои, — Татищев еле сдерживался от смеха. — Опасности больше нет. Мы освободили вас.

— Освободили? Спасибо друзья! — рванулся Чапаев, но тут же вскрикнул от боли, так как позабыл, что привязан к дереву.

— Надо бы его развязать, — заметил сердобольный Семипостол. — И срочно везти в больницу.

— А вот здесь спешить не будем, — не согласился Татищев. — Пусть органы осмотрят место преступления в первозданном виде. Так ведь? — обратился он к майору Неваляеву.

— Да, пусть будет, как есть, — ответил Неваляев. — Но вы не волнуйтесь, я быстро.

— Не спешите, майор, время у вас есть, — успокоил его Татищев. — А мы все будем готовиться к приезду мэра, — Петр Алексеевич окончательно взял инициативу в свои руки.

— Надо будет выстроить композицию и для фотографий, и для статьи. Согласны еще немного потерпеть Василий Иванович?

— Столько терпел, а уж в окружении родных товарищей… Конечно, согласен. Мне бы только выпить чего-нибудь, чтобы в себя хоть немного прийти. Отойти от шока и потрясений, выпавших на мою долю.

— Без проблем.

Татищев достал из кармана фляжку коньяка. Именно этот напиток заказал вчера Чапаев. Поднес фляжку ко рту вице-мэра.

— Пейте, Василий Иванович.

Чапаев, несмотря на все неудобства в один глоток опорожнил фляжку.

— Спасибо, товарищи за поддержку, — только и сказал он, переведя дыхание.

— Вы помните, как все произошло? — начал следствие Неваляев.

— Только помню, как меня схватили около подъезда и затолкали в машину. Потом очнулся, уже привязанный к этому дереву. Спасибо товарищу, который спас меня от неминуемой расправы.

Он с благодарностью кивнул в сторону Скокова.

— Как зовут тебя мой освободитель? — Чапаева развезло на старые дрожжи.

— Александр.

— Хорошее имя. Благородное, как раз такое подходит спасителю моему. Спасибо тебе, Александр. Родина не забудет своих героев. Я буду просить мэра, чтобы тебя наградили нашей городской медалью «За безупречную паранойевскую жизнь».

— Мэр, мэр, сюда идет, — прибежал запыхавшийся Шмелев, которому было поручено следить за приездом Меньшикова.

— Все, закончили дискуссии, — уже приказал Татищев.

— Может быть, Василию Ивановичу рот снова залепить, — предложил сердобольный Семипостол. — Уж больно перегаром от него несет. Да и для достоверности не помешало бы.

— Не надо, — ответил Татищев, — Чапаев при виде мэра должен несколько слов сказать. Ты готов, Василий Иванович.

Чапаев был «готов». Свесив голову на плечо, крепко спал. Татищев бросился к нему, и стал энергично трясти за плечи.

— Просыпайся, мэр идет сюда.

— Александр, пошел вон. Я сейчас не хочу пить. Потом, потом, — пьяно лепетал Чапаев.

— Что с ним?

Меньшиков стоял сзади и наблюдал, как будят его заместителя.

— Фу-у, — поморщился Меньшиков, — Даже в заложниках успел надраться.

— Это не он, мы ему дали немного выпить, — начал оправдываться Татишев. — Стресс снять после пережитого. Организм ослабленный, вот он и заснул. Просыпайся, Василий Иванович тебя Александр Данилович ждет.

— Этого оказалось достаточно, чтобы Чапаев проснулся.

— Александр Данилыч, дорогой, вы мой старший товарищ. Нет такой силы, которая нас может сломать. Они ничего от меня не добились.

— Верю, верю. Развяжите его, — приказал он.

— Минуточку, Александр Данилович, — попросил Татищев. — Надо несколько снимков для газеты сделать. Вы к нему подойдите, и поцелуйте. Очень красиво и убедительно получится. Это будет наш ответ оппозиции.

Меньшиков подошел к Чапаеву, чуть нагнулся и попытался привычно троекратно облобызать вице-мэра. Но вышло неловко, при каждом поцелуе он стучался лбом об дерево, к которому был привязан Чапаев.

— Везет тебе, Иваныч. Три дня где-то водку жрал, а будешь теперь у нас героем, знаменем, так сказать, — успел прошептать Меньшиков. Трудно было определить, что было больше в его словах — усмешки или скрытой угрозы.

— Ладно, хватит балаган разводить, — выпрямился мэр. — Развязывайте. Петр Алексеевич, завтра статью в газету. Отрази героизм и мужество местных жителей.

— Будет, — коротко ответил Татищев.

— Кто главный герой?

— Вот он, — вытолкнул Заворуев Скоку. — Он главный. Простой русский мужик.

— На таких наша власть держится, — продолжил Семипостол. — Без громких слов поддерживает нашу родную власть.

— Это хорошо, что на таких, — задумчиво протянул Меньшиков. — Ты Петр Алексеевич напиши обязательно, что этому простому русскому мужику за мужество и героизм присвоено звание «почетный гражданин Паранойева».

— У нас вроде нет такого звания, — возразил Татищев.

— Будет, пока этого до города довезете, — Меньшиков кивнул в сторону Татищева. — По просьбе жителей города, так сказать. Понятно?

— Понятно, — ответили все хором.

А гроб оставь здесь, — обратился мэр уже к Храпову. — Может, еще сгодится.

И не попрощавшись, направился к машине.

«Чем больше процветает наш родной город, тем больше злобствует так называемая оппозиция, которая пыталась парализовать работу местной администрации похищением вице-мэра Чапаева. Не вышло, господа оппозиционеры. После этой вражеской вылазки жители города еще тесней сплотились вокруг родной власти.

Буду работать еще лучше, — так заявил сразу после освобождения Василий Чапаев» — писала на следующий день «Паранойевская правда».

18.224.32.86